Ты родилась в весьма и весьма и эксцентричной семье. Твоя мать, Шона Доэрти, обладательница чистой крови семьи МакТавиш и огненно-рыжих волос, решила отказаться от мира людского и светского, уединилась со своим мужем (чье описание я оставляю совершенно на Вас) где-то глубоко в лесу, и занялась гербологией и стихийной магией. Как человек всем сердцем и душой посвященный науке, она совершенно забывала о таких тривиальных вещах как сон, еда, и, например, отправление поезда в Хогвартс.

С сестрой Уной, такой же рыжей, как и ты и твоя мать, ты была предоставлена сама себе и это тебя устраивало совершенно во всех смыслах. Вы копались с матерью в совершенно тех же грядках и сами при любом удобном случае тыкали в странные растения пальцами, даже когда те тыкали вас чем-нибудь в ответ.

Конечно же, летом 1910 года ты получила свое письмо в Хогвартс, что стало для тебя, говоря по правде, некоторым удивлением, потому что мать не торопилась тебе рассказывать о магической школе, в которой сама, между прочим, и отучилась. Ты с нескрываемым удивлением и оптимизмом ехала в этот новый мир, была распределена на Рейвенкло, и была счастлива в школе все семь лет обучения.

Единственное, что ты не выносила - это скуку. Ты превосходно справлялась с предметами и темами, что тебе были интересны, и совершенно никакого труда не вкладывала в то, что интересно тебе не было. Но оценка "Т" по скучному предмету для тебя была скорее поводом для гордости, и с криками "им не сломить меня" ты вбегала в гостиную факультета и садилась дальше заниматься своими делами.

Переняв хобби своей матери, ты выращивала в своей же спальне невиданные растения разных видов, помимо этого всерьез занявшись магическими шутками, не раз ставя всю школу на уши. То потому что ты вырастила дьявольские силки под своей кроватью, то потому что заколдовала все перья в Хогвартсе писать исключительно "мы идиоты" на пергаменте. Так или иначе, отработав не одну сотню наказаний, ты выпустилась из Хогвартса и прямо в мир.

В этом мире ты скачешь с работы на работу уже десять лет. Немного в Святого Мунго, немного в магических аптеках, немного в исследовательских группах. Ты предана всей душой гербологии, и потому выращиваешь и скрещиваешь совершенно немыслимое количество растений, и делаешь это исключительно ради искусства. Ты написала книгу, и ее даже опубликовали, и несколько книг и статей под твоим авторством стали весьма популярны. Иногда ты вспоминаешь, что тебе надо зарабатывать чем-то на жизнь.

И тогда твои поиски куда только не приводят.

Дополнительно:
- ты родилась в Шотландии, разговариваешь с тяжелым шотландским акцентом (с гордостью, конечно же), и недолюбливаешь англичан.
- скорее всего, ты знаешь стихийную магию от своей матушки.
- ты можешь сменить образ на другой, но лучше чтобы девушка была рыжей.
- Мириам 27 или 28 лет в зависимости от даты рождения, родилась она в 1899 году.

АНВЕН

Двоюродные сестры, которые не встречались до самого Хогвартса. Мать Анвен, Игрейн, отказалась от общества своих сестер Лилиан и Шоны, считая их совершенно ненормальными, и потому о них не упоминала. А Шона была человеком слишком погруженным в свое дело, чтобы о чем-то там рассказывать.

На пятом курсе Анвен и Мириам стали близкими подругами, практически неразлучными. Мириам поражало то, что Анвен могла спокойно и усидчиво заниматься нумерологией, а Анвен даже пыталась как-то остановить Мириам от слишком уж необдуманных решений. Но, конечно же, едва ли у них что-то получилось друг в друге изменить. Летом Анвен пригласила Мириам к себе домой и, неожиданно для всех, выяснилось их достаточно близкое родство. И эти новости дружбе не помогли и не помешали.

Анвен и Мириам никогда не переставали быть подругами, особенно когда помимо целебных отваров Мириам научилась изобретать еще и алкогольные, после которых устарели и виски, и вино.

АСТЕРИОН

Понимаешь, девочка, мне все еще неспокойно.
Мне все еще любопытно, как ты сделана, как устроена,
ведь я был уверен, что вы все с одним чертежом.
Я всегда точно знал, как открыть, как поддеть сверлом,
И они рассыпались на осколочки и детали.
Как обратно этих девочек собирали,
я не знаю. Пропадал всегда интерес.
А теперь я лежу и думаю, если честно,
как у тебя непонятно всё и хитрО
Я не знаю, куда приложить сверло:
Всё нажал, разобрал, вынул винтики и магнит,
а внутри тебя все равно, то хохочет, то вдруг звенит,
то молчит, то вдруг выскользнет едкой строчкой.
Мне бы просто тебя разобрать на пунктирчики и на точки,
записать бы одной четкой понятной строкой.
⠀
Чтобы мысли меня не путали, не трепали,
Мне бы только разложит тебя на детали,
чтоб понять: ты бесхитростна и проста,
что внутри тебя чудесная пустота.
Я тогда забудусь спокойным приятным сном
а пока я тебя трясу,
а меня - вверх дном.

Мириам, Мириам. Конечно, сестре я сказал, что у меня к тебе ничего серьёзного.
А вот твоей несносной подружке Уэнлок - что ты чистокровна, и у нас не должно возникнуть проблем, если мы решим, что нас связывает нечто серьёзнее дружбы.
Возможно, нас бы что-то связало. Ты была загадкой, которую я не мог решить, а загадки я любил с раннего детства. Только вот однажды летним утром единственное событие переломало мне жизнь, развернув её неожиданным ракурсом. С тех пор я решаю иные загадки. Страшнее. Сложнее. Опаснее.
Я пошёл по дороге, что уводила меня от тебя дальше, чем за край мира. Я тебе теперь антипод - человек с другой стороны, где люди ходят вверх ногами и как-то умудряются жить без души и без сердца.
Но я всё ещё помню тебя, Мириам. Я и сам не осознаю этого, но в снах и в бреду той образ вдруг всплывает с изумительной чёткостью.
А ты, ты помнишь меня, Мириам?

АНВЕН

Оставить нашу дружбу в эти темные времена. Как игрок Вы можете остаться в нейтралитете, можете связаться с МРАКом (против чего Анвен, конечно же, будет бастовать), или же даже каким-то образом оказаться на другой стороне. Так или иначе, я не оставлю Вас без игры, обещаю!

А еще у Вас будет шанс прописать себе сестру Уну так, как Вам бы хотелось. Я буду очень рада обсудить вместе эту заявку.

АСТЕРИОН

Ты приходи, а что делать, мы придумаем. Я игрок активный, коммуникабельный, деликатный (в отличие от персонажа) и готовый к любому кипишу.

❖ ПОСТЫ

АНВЕН

Легкая, как бабочка, Мириам приподнималась на цыпочки и щебетала подобно пташке. Как же она в этот момент была прекрасна! И эти чувства, что боролись где-то под грудиной, казались совершенно невыносимыми. Анвен обожала видеть Мириам именно такой - беспризорной и легкой, будто ее мог унести куда-то любой нечаянно ворвавшийся в помещение сквозняк. Яркая, будто бы осенний лист, она светилась изнутри чем-то напоминающим золотистое сияние не то солнца, не то сильнейшего феликс фелицис. Она прижимала к груди свои руки и говорила слова, которые Анвен не хотела слышать. Те же самые слова, которые Анвен хотелось бы слушать больше всего. Ах, как же она любила видеть Мириам настолько счастливой. Как же она ненавидела того человека, который сделал Мириам настолько счастливой.

- Но почему он, Мир, почему? - Ложка гнева, пучок разочарования, и даже щепотка ревности. Каким именно образом какой-то смазливый врун со слизерина сделал то, что не могла сделать даже она, Анвен? Ах, это она должна была заставлять Мириам смеяться, это она должна была брать свою девочку за руки и говорить, что все будет хорошо. Это она должна была вызывать эту искрометную улыбку и звонкий смех.

- Ах, Анвен, он... - "Он", что "он"? Что это он мог сделать такого, чего она, Анвен сделать не могла, интересно? Конечно, они соревновались в совершенно разных вещах, и что тут скажешь молодому девичьему сердцу, но... Вокруг них было столько людей, действительно заслуживающих любви такой прекрасной девочки, как она но нет, ты выбрала самого скользкого типа на всю школу. - Он так смотрит на меня, знаешь... как будто я самый важный человек на всем белом свете. - Мириам плюхнулась на кровать, раскинув руки в стороны и смотря в потолок. И ее хотелось не то обнять, не то облить холодной водой, чтобы она пришла, наконец, в себя.

- Нет, это я, я на тебя так...

- Он так улыбается, знаешь... тепло и нежно. Как будто вся забота в этом мире уместилась в одном прекрасном и грустном человеке. И он такой добрый, что...

- Нет, - Анвен вскакивала с кровати настолько быстро, будто кто-то поджег ее шальным заклинанием, - нет, я не собираюсь больше это слушать. Он не тот, за кого себя выдает. - Мириам что-то отвечала. Что-то по поводу того, что Анвен всего-лишь ревнует и что это пройдет. Что она ослепла от своей неоправданной ненависти и не видит его истинного характера. Нет, Анвен как раз таки все видела. Все совершенно прекрасно видела и не могла больше закрывать глаза. Он мог кого угодно покорять своими мяслянными речами, Анвен было совершенно плевать - ровно до того момента, пока он не потянул свои странно-длинные пальцы, бледные да похожие на паучьи паутинки, к Мириам. К ее Мириам. Нет, он не посмеет разбить ее сердце. Он не посмеет пользоваться ей и выбросить потом за ненадобностью. И пусть он только попробует заставить ее плакать, потому что если с ее головы упадет хоть волосок...

Коридоры разносили звуки ее шагов. Анвен уже и не помнила, что именно сказала Мириам по поводу того, почему ей было необходимо так быстро вылететь из собственной спальни. Она искала сейчас лишь одного человека, а когда Анвен искала - она всегда находила. Не отпуская ни разрешения, ни извинения, она встревала в каждый разговор каждого проходящего мимо ученика с одним единственным вопросом, пока не нашла того, кто знает ответ. Да, он был там - Анвен слышала его голос до того, как успела даже появиться за углом. Нет, вы посмотрите. Он говорил о чем-то со своими друзьями, кажется, они смеялись какой-то его очередной изумительной шутке. Наверное, они снова посмотрят на Анвен с ее растрепанными волосами и снова будут закатывать свои очи. Но не скажут и слова, конечно же - не против чистокровной, не против настолько баснословно богатой. Мамочки с папочкой ведь учили их этому, правда?

- Блэк, - головы оборачивались на голос, принадлежавший девочке в мантии с желтой подкладкой, и на мгновение в этом коридоре повисла тишина, - можно тебя на минуточку?

АСТЕРИОН

Лицо открывшей ему дверь девушки идет рябью, меняется неуловимо и неузнаваемо точно предгрозовое небо. Бегут по небу наливающиеся свинцом облака, клубятся, рвутся, в просвет устремляются новые. Бегут, набухают, темнеют, укрывают мир тревожным стынущим сумраком. И вот прошивает их широким размашистым стежком первая молния.
- Мириам? - спрашивает он удивлённо, подаётся к ней в недоумении, щурится, тянется пальцами к знакомому лицу, которое казалось давно истёртым меж безжалостных жерновов памяти, - Мириам, что ты делаешь здесь? Это опасно.
Опасно, для Мириам опасно находиться здесь. Но где это "здесь"? Он не может вспомнить.
Озирается, опасливо прикрывает дверь в зияющий полутьмой коридор, накладывает запирающие чары, поверх накидывает заглушающие и защитные.
Там враг, где-то там, в этом сумраке, невидим, но очень близок. И враг не столько опасен ему, сколь Мириам.
Мириам Доэрти совсем не изменилась за долгие годы, что он не видел её. Сколько лет прошло?
Два? Пять? Десять?
Но она все-таки пришла. Он знал, что она придёт, знал, что бы ни говорила проклятущая Уэнлок, как бы ни была уверена в своей хаффлпаффской правоте, Мириам пришла к нему. И теперь уж он так просто её не отпустит. Нужно сказать Эль.
Эль.
Где Эль?
- Мириам, ты не видела Электру? Ты не видела её, когда шла сюда? На лестнице? В столовой?
Она ведь была где-то здесь, отошла на минуту. Она была здесь ещё сегодня, они говорили, смеялись над чем-то, он все ещё отчётливо помнит её запах и прикосновение её пальцев на своих висках ощущает так явственно, остро.
Ужас опрокидывается ему на голову ведром ледяной воды, заставив пошатнуться, взмахнуть руками в попытке обрести равновесие и, не обретя его, ухватиться за Мириам.
Схватить её плечи, сжать сведенными судорогой пальцами, ошеломленно, испуганно, умоляюще глядя в её тёплые карие глаза.
Глаза Мириам отливают зелёным, брови густеют, выгибаются насмешливыми чёткими росчерками, он точно в зеркало смотрит, и зеркало кривится, идёт трещинами.
- Дора... - прорывается сквозь трещины, - Дора, что происходит? ужас плещется в груди, брызгами осознания прожигает мысли, оставляя уродливые дыры, обугленные по краям.
Он знает, что Эль здесь нет.
Что Эль здесь не было.
И знает, почему. Снова знает это, все, сразу, неподъемное это знание вбивает его в землю.
Земля далеко, он падает на пол, колени отзываются возмущённой болью, пальцы скользят по изумрудному шелку халата Доротеи, касаются кожи её ног.
Электричеством от кончиков пальцев прошивает насквозь все его тело новое чувство, рывком отшвыривающее боль, изрезанную тоской, что ещё мгновение назад казалась невыносимо тяжёлой.
Пальцы его обхватывают колени Доротеи, - горящие пальцы, вздрагивающие от желания - острого, судорожного, неподконтрольного. Задыхаясь таким желанием, люди срывают одежду не глядя, рвут пуговицы, с мясом отрывают рукава и полы. Но на ней лишь халат, ничего рвать не нужно.
Только развязать кушак.

❖ СВЯЗЬ оставьте средства связи в гостевой, я обязательно свяжусь!

Михо – тот самый член семьи, на которого остальные неодобрительно показывают пальцами.
Однако, начиналось все хорошо. Младшая дочь (у нее есть брат – выдающийся игрок в квиддич в «Тоёхаси тэнгу») древней волшебной семьи Арата закончила школу Махотокоро с отличием. Прилежная и старательная, она легко выучила все необходимое, чтобы стать колдомедиком.
Но на 28-м году жизни случилось нечто, изменившее жизнь Михо навсегда. После укуса серебряной лисицы с девятью хвостами девушка сама превратилась в кицунэ. Для японской семьи, все члены которой были выпускниками Махотокоро и сторонились черной магии, это был удар ниже пояса. Они посчитали, что дочь позорит их, поэтому лишили ее всех привилегий и права наследования. Михо оставил жених, ее не продвигали по службе, жизнь девушки проходила в отдаленном месте в согласии с природой и попытках примириться со своей сутью.
Перед Михо стоял выбор – обозлиться на семейство и стать на путь ногицунэ (темной дикой лисицы) или остаться мёбу (светлой божественной лисой) и продолжать служить миру волшебников в качестве колдомедика. По крайней мере, той прогрессивной части, которая ее еще принимала. Волшебница ступила на путь света. Тренируя свои способности, она укротила свою потребность подпитывать лису чужой энергией, научилась забирать боль и негативные эмоции у пациентов.
Это говорит о ее внутренней силе, умении превратить ужасные обстоятельства в нечто прекрасное. А преданность семье, даже не смотря на их реакцию - дать традиуиям, крепко укоренившимся в ее душе.
Шло время, у старшего брата появилась жена, но так и не было наследников. Однажды он сильно заболел и глава рода принял решение выдать Михо замуж. Так он выигрывал по всем фронтам: Михо больше не была проблемой рода и не очерняла его; в случае смерти сына, он мог усыновить мужа дочери и тот стал бы наследником рода. Только где найти человека без предрассудков, готового взять жену с довеском? Подходящий кандидат появился сам. Это был Гидеон Хантер, которому позарез нужна была вещь, находящаяся во владении рода Арата.
Союз был заключен с обоюдного согласия, но без любви. Каждый получил то, чего желал – Михо свободу от семьи, Хантер искомый предмет, семейство Арата зятя. Никто из новобрачных не планировал жить вместе, но сделать это все же пришлось. Во время пребывания в Японии Хантер был сильно ранен и плохо залеченная рана перестала приносить ему страдания только благодаря усилиям его жены. Они провели вместе чуть больше двух лет, то расставаясь, то встречаясь снова. Между супругами возникла симпатия, завязалась дружба и кто знает, о чем еще не написано в этой заявке.
Однажды Хантер вернулся в Европу по делу и остался там. Супруги не виделись уже довольно давно, общение поддерживается лишь редкой перепиской.
Михо решила покинуть Японию потому, что... Тут есть несколько вариантов. Давайте вместе выберем тот, который нравится вам больше.

Брак по расчету может вырасти в нечто прекрасное. Именно это случилось с Михо и Хантером. Узнавая друг друга день за днем, они из чужих людей превратились в близких друзей, глубоко друг другу симпатичных. Но так получилось на сразу. Убежденная светлая волшебница (даже не смотря на свою лисью натуру) столкнулась с противоречивым человеком, обычаев и менталитета которого не понимала. Остро порицая его граничащие с тьмой действия, Михо стала для Хантера моральным компасом, который не давал ему скатиться в мрак. Даже встреча с убийцей его отца прошла без кровавой расправы лишь благодаря ей.

На внешность подойдут также Michelle Yeoh и Zhang Ziyi. Да, я знаю, что все они имеют китайские корни) Или ваши варианты, но помните – Михо 36 – 38 лет.
К внешности Люси Лью прилагается возможность трудоустройства в детективном агентстве Освина Фокса. Будете его личным сортом Ватсона )
Фамилию можно оставить Арата, а можно сменить на Хантер - на ваш выбор.
Кицунэ в мир волшебников чрезвычайно редки и отличаются от того образа, который создают легенды маглов. Дух лисицы передается через намеренный укус или по наследству. Став лисицей, волшебник приобретает новые способности, которые зависят от того, по какому пути он пойдет. Можно выбрать свет и остаться мёбу. В таком случае лисица становится чем-то вроде энергетического вампира, получает умение создавать прекрасные иллюзии. Можно пойти по темной дороге и стать ногицунэ, а значит сводить людей с ума, питаться человечиной и кто знает, что еще. Чем старше и опытней лисица, тем больше хвостов у нее появляется. Столетия занимает вырастить девять хвостов и достичь наивысшего ранге. Когда это случается, мех лисицы становится серебристым.
Михо укусила лиса с серебристым мехом и девятью хвостами с явным намерением. Можно пойти в эти дебри и продумать, почему и кто она.
Михо – сравнительно молодая лисица, у нее может быть два хвоста, наверное. Давайте обсудим. Я все это на ходу выдумываю, только тссс.

❖ ПОСТ

+++

- Я понимаю тебя, - услышал Хантер на пути в кухню и замедлил шаг, но все же не остановился.
Альфред безусловно так думал. Он был хорошим аналитиком, чтобы проследить причинно-следственные связи и представить себя на месте Хантера. Но, чтобы действительно понять, нужно копить злость и обиду годами, научиться прятать ее, скручивая ото дня ко дню тьму, как тугую пружину. А, когда крепления проржавеют, и пружина высвободится, стараться изо всех сил собрать все обратно - взять ситуацию под контроль.
Возможно, если бы у Хантера с детства был такой друг, способный или хотя бы от всей души стремящийся понять друг, все это напряжение не представляло бы опасности. Но все так, как есть и единственное, что мог сделать Хантер сейчас - это попытаться облечь свои сумбурные чувства в слова.
Стоя у плиты в ожидании, пока чайник вскипит, Хантер смотрел на аккуратный череп у стены возле небольшого окна. Сложно было сказать, из какого материала он создан. Черный, натертый до блеска рукотворный артефакт был выполнен так точно, что походил на настоящий человеческий череп. Глубоко в глазницах размещались два красных камня, которые начинали светиться при произнесении нужных слов. Череп поглощал сказанное, отправляя в другое измерение, и заменял Хантеру знания в акклюменции, а иногда и собеседника.
- Ладно, Теофил, - произнес Хантер, собрав все необходимое на поднос, - comer.
Сверкающие глаза черепа провели хозяина в гостиную, один из них лукаво подмигнул, приготовившись слушать.
Кажется, его не было так долго, что подобрать нужные слова стало еще трудней, ведь разговор был прерван. Однако, Альфред таких трудностей не испытывал и, получив чашку кофе с сэндвичем, приступил к беседе с того места, где она закончилась.
Хантер же внимательно слушал, делая небольшие глотки из чашки. Даже посуда в этой квартире была обычной - безликой и слегка сероватой, хотя изначально задумывалась белой. Неизвестно, как вышло иначе. Может, брак при производстве, а может, ассимилировалась, попав в это место. Казалось, тоже самое сделал и простой журнальный столик из темного дерева, две книжные полки у дальней стены, письменный стол с двумя ящиками без замков и выцветший ковер с восточным узором. Помимо Теофила, который, скорей причислялся к существам, чем к предметам, в квартире выделялось две вещи - китайский красный шкаф с пятью замками, стоящий в спальной комнате, и серебрянный портсигар, неизменно лежавший во внутреннем кармане пиджака Хантера.
Когда напарник закончил говорить, он поставил чашку на стол, и достал портсигар. Пока тот был открыт и волшебник извлекал сигарету, а затем подкуривал ее кончиком палочки, Альфред смог заметить колдографию. Там была изображена красивая черноволосая женщина с улыбающимся ребенком на руках. Платье ее было простым, прическа неаккуратной - создавалось впечатление, что волосы жили своей жизнью.
“Единственная, кто знал меня, давно мертва.”
- Я думал, ты будешь задавать вопросы, чтобы это исправить, – выдохнул Хантер вместе с густой струей дыма прежде, чем захлопнуть портсигар и убрать его.
Эту вещицу Альфред видел неоднократно, но внутрь заглянуть ему не удавалось, Хантер всегда прятал его, пресекая все попытки рассмотреть. Сегодня же он чувствовал, что открыл напарнику все, что только мог – пустил в дом, где не бывал никто из Министерства, показал единственную дорогую ему вещь почти намеренно. Тому оставалось только собрать паззл воедино, что не должно было составить труда. С твоим-то аналитическим мышлением.
- Дело не в том, скольких людей и каким образом убил Болдвуд, а в том, кого он выбирал. Это всегда были не-маги. Всегда слабее его, не имеющие возможности защититься. Он отбирал у них эту возможность и все, что жертвам оставалось – подчиниться, притвориться покорными в надежде на лучший исход, - глубоко в душе понимая, что его не будет. - - В этом есть нечто... знакомое.
Хантер задумался, выпуская очередную струю дыма, а затем пристально посмотрел на Альфреда и спросил:
- Какой была твоя семья? Мы никогда об этом не говорили, - ни о чем другом, впрочем, тоже.
___________
comer - ешь (португальский).

❖ СВЯЗЬ
ЛС или гостевая

О вашей семье не так уж много сказано в каноне, но доподлинно известно, что в далёких 1740-ых, по крайне мере один ваш далёкий предок воспылал активной нелюбовью к маглам. Загуглите Гидеона Флэтворфи, почитайте про своего пра-пра-пра.
Сами же вы давний, убеждённый соратник Гриндевальда. Его идеи вам близки, а интерес профессионального историка побуждает занимать место в первом ряду, дабы вести летопись происходящих событий.
Маловероятно, что вы входите в офицерский состав Армии и принимаете активное участие в вооружённых столкновениях. У вас совершенно иная роль, которую вы сами для себя избрали.
При том, что у вас особое отношение к маглам и вы считаете их за не совсем людей, тем не менее, вы с профессорской дотошностью изучаете всевозможный магловский фольклор - мифы, сказки, легенды. В них вы ищете указания на волшебные предметы, артефакты прошлого, которые могли затеряться в мире обычных людей. Дело вашей жизни - поиск этих самых артефактов с целью их дальнейшего приспособления для целей лично ваших или же Гриндевальда.

Мне удалось раздобыть принадлежащую вам шкатулку, в которой хранился ключ к поискам Даров Смерти. Вот в этом отыгрыше я занимаюсь тем, что пытаюсь сию шкатулку вскрыть.
Можем начать наше знакомство с того, что вы обнаруживаете пропажу и начинаете активные поиски.
Шкатулку я вам, конечно же, не верну, её содержимое - и подавно, зато мы оба обретём интересное знакомство.
В дальнейшем можем устроить небольшую гонку за артефактами в стиле Индианы Джонса, ну а сопутствующие отношения можем организовать в духе Азирафаэля и Кроули из небезысвестных Благих Знамений - вроде и по разные стороны баррикад, но иногда можем объединить усилия и получить удовольствие от продуктивного сотрудничества.

Характер персонажа не навязываю, но со мной будет больше поводов для встреч, если добавите остроумной лёгкости и юмора.
Имя можете поменять, мне оно совершенно не принципиально.

❖ СВЯЗЬ для начала буду ждать вас в гостевой, а дальше разберёмся.

Сухие факты:
❖ Год рождения от 1898 до 1902. Выбирай возраст постарше (1898), у меня уже есть на примете несколько твоих однокурсников по Дурмстрангу, весьма интересные ребята, тебе понравятся.
❖ Младший из четырех детей Генриха Мантера, декана факультета Глациус в Дурмстранге. Есть старший брат и две старшие сестры, одна из которых - я.
❖ Высший ранг в стане Непрощенных Апостоллов (подробнее - лично); пешка армии Гриндевальда, по соображениям личного толка.
❖ Боевой маг, дуэлянт, исследователь магловского оружия и магических способов противодействия ему, человек-пожар, цунами и разрывные пули в одном лице.   

Идеальная льдистая выучка потомственного аристократа тебе не чужда. В нашей семье иное считалось бы досадным дефектом, требующим исправления, так что если ты захочешь, то никто из въедливых наметанных глаз не различит на твоем лице тени ярости и гнева. Но они, конечно, там, внутри, они были там всегда.

Каково это, Рольф, каково это, когда вместо крови по венам течет жидкое пламя?
"Это похоже на бомбарду, разрывающую тебя изнутри. Каждый чертов день".

Ты приспосабливался к себе с самого детства, искал из себя приемлимый выход. Первый магический всплеск обошелся семье новыми оконными стеклами в детской и счетом от колдомедиков для няни, оказавшейся в самом его эпицентре. Отца это не смутило, после моего детства вряд ли что-то способно было его смутить. Тебя нужно было занять и если ты не находил занятий сам, то всегда находили твои гувернеры. Твои игры никогда не были тихими и спокойными, ты непременно искал движения, сопротивления, соревнования и успокаивался лишь оказавшись вымотанным. Естественно, что в Дурмстранге Фламма приняла тебя с распростертыми объятьями. Жесткая дисциплина едва ли могла бы вместить всего тебя, если бы школа не предоставляла столько возможностей, взамен требуя повиновения правилам. Квиддичные тренировки, охота, дуэльный клуб и уроки боевой магии, соперничество с другими мальчишками. Ты оказывался повержен и вновь поднимался на ноги, чтобы непременно взять реванш. Ты горел и вместе с тобой горели те, кто опрометчиво оказался к тебе приближен. Твоя квиддичная команда, твои напарники-дуэлянты, девушки, не способные избежать твоего взгляда. Ты не просто заразен, как чума, Рольф, ты - осколочный снаряд серьезной поражающей силы, и выживут рядом только те, у кого кости покрепче стали или цельные устойчивые щиты. Нужно сказать, что таких было в достатке, чтобы ты никогда не оставался в одиночестве. Твоя жизнь всегда на самом остром и тонком пределе, всегда на повышенных скоростях и всплесках ощущений. Возраст этого не изменил, ты и сейчас такой, мой дорогой брат, наш дорогой Всадник на рыжем коне.
Когда же разразилась маггловская мировая война, ты, наконец, увидел соперника, с которым хотел бы бороться. Изменчивее, чем все, что может предложить магия, бесжалостнее, чем экспульсо и бомбарда, обезличенная, мертвая и лишенная намека на справедливость сила в руках недостойных ею владеть. Возможно это будет что-то глубоко личное, Рольф, что-то помимо тех разговоров, что велись в нашей семье давным-давно, что вкладывал в свои лекции профессор боевой магии и близкий друг семье Фридрих Хартманн. Может быть кто-то из тех, кто был тебе небезразличен, не вернулся домой с летних каникул, попав под удар магловских снарядов (может это была история любви?). Может быть ты отправился увидеть войну собственными глазами и не смог вытравить ее из-под кожи, но факт остается фактом. Ты стал одержим ею. Одержим идеей перебороть любую силу, что маглы смогут противопоставить волшебникам. Это казалось даже забавным тебе: взять их оружие, разобрать до деталей, выяснить, как оно работает, как его можно усилить с помощью магии, сколькими способами его можно использовать против самих маглов. Сколько десятков вариантов щитов потребуется, чтобы остановить взрывную волну и повернуть ее вспять. С этими идеями ты пришел к Фридриху Хартманну и он вдохнул в них жизнь, а твоя целеустремленность и энергия быстро возвели тебя в ранг Всадника Непрощенных Апостолов. Вслед за Наставником ты присоединился к армии Гриндевальда, но удовлетворился рангом пешки. Твоя амбициозность могла бы позволить тебе подняться выше, но новый порядок, установленный Геллертом в Баварии, тебе претит, пусть ты формально неукоснительно ему следуешь. Мысль о мирном, близком к равноправному сосуществованию с маглами выводит тебя из себя и потому ты редкий гость в Мюнхене и частый - в Франкеншейне, где ничего не мешает тебе и твоей команде проводить эксперименты с магловским оружием. Ты знаешь, что полученные знания еще найдут свое применение. Бавария так мала, а мир вокруг - так огромен и враждебен, и полон маглов, живущих без должного контроля. 
Ты стоял в толпе других волшебников и внимал Геллерту на Пер-Лашез. Ты видел его пророчество, видел железные гусеничные машины и взрывы, которые не могли быть порождением никакой известной тебе магии. Ты улыбался и беззвучно внутри тебя все заходилось сумасшедшим хохотом.
Ты знал - твоя война не закончится никогда.

Из всех детей от второго брака нашего отца ты - самый понятный для меня. С тобой у меня нет нашего с Герхардом соперничества за внимание отца, с тобой я не чувствую так остро собственную неполноценность, как с нашей сестрой. Пятнадцать лет разницы в возрасте неизбежно стоят между нами, и оттого нам не испытытать ни тесной близости, ни вражды. Общее дело в рядах Апостолов куда сильнее сближает нас, чем кровные узы, хотя и их не следует сбрасывать со счетов, ведь Мантер никогда не оставляют друг друга без помощи и поддержки. Я нахожу в тебе союзника, крепкую опору, идеальное оружие для продвижения любых планов, связанных с применением силы. Ты всегда найдешь у меня понимание своих мотивов и человеческие ресурсы для достижения своих целей.
Или
Все может быть совсем иначе. Можем поискать повода для большей близости, можем разойтись во взглядах, можем соперничать, но об откровенной враждебности речи быть не может, для этого я слишком стара и придаю родственным узам слишком большое значение. Впрочем, если захочешь, то сможешь попробовать меня переубедить.

Все игровое внимание сейчас отдано Баварии, взаимоотношениям между маглами и волшебниками внутри королевства, торжеству нового порядка. Самое время появиться и тебе, брат, со всеми твоими идеями, с твоей искрометностью. В стане Апостолов нас более, чем достаточно для игры, среди членов армии есть замечательные малоразыгранные персонажи. Помогу тебе найти с ними связь, с удовольствием покопаюсь в нашем общем прошлом и противоречивом настоящем. Надеюсь на твою самостоятельность, но без поддержки не оставлю, побуду генератором идей и связующей нитью. Этого добра у меня хватает.

Пишу предпочтительно от третьего лица, порой объемно, но знаки в твоих постах считать не буду. Пишу неторопливо, так что спидпостинг это, к сожалению, не про меня. Посты не выпрашиваю, договороспособна чуть более, чем полностью. Обсуждать персонажей очень люблю, внеигровое общение люблю, флудить тоже, но ни то, ни другое для тебя не обязательно.

Имя можно сменить, внешность можно сменить, поставив меня в известность (ориентируйся на факт, что в родне у тебя Мэттью Гуд и Джейми Мюррей). Детали биографии обсуждаемы, идеи, почему все сложилось так, как сложилось  - обсуждаемы. По всем вопросам жду с нетерпением в личных сообщениях.

❖ ПОСТ

+++

Поместье встречает ее интригующими пляшущими каминными отсветами в крайнем окне первого этажа - малой гостиной для личных встреч. Заслоняясь от промозглого ветра и мокрого декабрьского снега краем капюшона меховой мантии, Химера ускоряет шаг по влажной каменной дорожке к крыльцу дома, чувствуя знакомый трепет предвкушения.
Она возвращается домой и сегодня здесь есть, кому ее встретить.
Отец редко пользуется предоставленными в его распоряжение комнатами в Дурмстранге, предпочитая всегда ночевать в собственной спальне, однако дела декана факультета зачастую требуют поступиться личным удобством.
Приятно, что нынешний вечер позволяет ему отвесить деканскую мантию на витые побеги стальной виноградной лозы в холле и быть предоставленным самому себе. Вернее, себе и своему гостю, чью говоряще строгого покроя мантию Химера узнает прежде, чем восхищенно лепечущий слова приветствия домовик, уведомит ее о личности вечернего посетителя.
- Я присоединюсь к ним немедленно,- откликается она, сбивая с собственной одежды налипший снег, на вопрос маленького прислужника о ее желании переодеться с дороги и, оставляя мантию в его руках, следует прямыми, как полет стрелы, коридорами быстрым нетерпеливым шагом. «Переодевается» она на ходу, бездумно утапливая оба камня кулона в их ложе и стряхивая набившую оскомину за недели непрерывной носки иллюзию с плеч.
В комнате, озаренной горячими танцующими языками пламени камина, ей нет никакой нужды прятать себя.
Но, все же, она некоторое время молчаливо кутается в перекрестья теней, любуясь разом безукоризненностью исполненных ощутимой силой фигур мужчин в креслах напротив друг друга и выверенной точностью каждой высказанной ими мысли. Видеть обоих этим вечером - подарок, с которого Химера долго и со вкусом снимает шуршащую обертку и распутывает золотой бант прежде, чем заглянуть внутрь коробки.
- О, если бы ленточку - это была бы половина беды,- она принимает приглашение наставника присоединиться к беседе и направляется к креслу отца. Подол темного платья едва слышно шуршит по полу, точно комнату неторопливо меряет своим гибким телом змея,- бантики, вот, что теперь принято вязать из ленточек вместо крепкого ошейника и называть это гуманностью и этичностью.
Прохладная ее ладонь встречается с сухой, жесткой ладонью Генриха, протянутой ей навстречу. Пальцы отца и дочери соскальзывают на предплечья, обвиваясь вокруг них с цепкой силой, сквозь которую проступает радость долгожданной встречи и затаенная нежность, но и только. Даже при Фридрихе, которому в должно мере повинуются без указания хозяев домовики поместья, признавая его за члена семьи, Ирмелла и Генрих держатся неизменно строго, оставляя всю теплоту и неистовство своих чувств для времени, проведенного лишь наедине.
- Итог печально известен,-  продолжает мысль Химера, с улыбкой улавливая взгляд Фридриха и почтительно склоняя голову в знак приветствия,- даже если ты выкормишь мантикору с рук и будешь вязать ей бантик на шею вместо ошейника, ты не убережешь себя от опасности быть растерзанным, стоит ей подрасти. Если же она и проникнется к тебе добрыми чувствами, никаких гарантий, что ее жертвой не станут твои близкие.
- Что мы и наблюдаем третий год кряду,- замечает Генрих, отпуская дочь и коротким взмахом руки призывая для нее кресло с полукруглой низкой спинкой,- мы не кормили маглов с рук, но попустительствовали им своим бездействием и теперь сделались заложниками в собственных домах, пока длится эта их вакханалия. Призывы смягчить политику школы в это время ничто иное, как диверсия.
- Мне не понять,- Ирмелла устраивается в кресле и принимает из рук Фридриха бокал с вином. Зеленоглазая Сехмет ворчит и беззвучно шипит в ее сторону, точно Химера посягает на ее территорию, но у женщины нет сегодня желания указывать самовлюбленному животному ее место,- Ни один из диких видов не пренебрегает обучением своих детенышей  защищаться наиболее эффективным способом. Только люди сознательно выбирают пестовать слабость и кичатся ею, как доказательством, как далеко они ушли от примитивных животных.
Темные глаза отца и серебристо-млечные - дочери обращаются к гостю в ожидании его мыслей на данный счет.
- Приятно знать, что по крайней мере ваши ученики, наставник,-  Ирмелла  с улыбкой слегка салютует бокалом Фридриху,- будут ограждены от этого опасного заблуждения.
Терпкость вина расплескивается, свивается побегами жгучего плюща по сосудам, оплетает нечеловеческое сердце Химеры и понукает его ускорить ритм. В сочетании с пробирающим теплом от камина и уютными сумерками хмель утяжеляет мысли, они приобретают особую насыщенность, как бархатный рубиновый цвет напитка и шахматных фигур, занявших левую половину игральной доски. Шахматы играли большую роль в отношениях Фридриха и Генриха, впервые познакомившихся, сойдясь в этом интеллектуальном поединке; особое место они заняли и в Отделе Тайн времен Хартманна, признанные наилучшим способом концентрации внимания.
Ирмелла не прониклась ими, отдавая предпочтение, как и Часовщик, привезенной им из своих странствий по Азии игре вэйци. Выстраивать клетки для чужих камней и рваться на свободу и простор, отвоевывая жизненное пространство собственными, созидая жизнеспособные формы, гораздо больше подходило Химере.
Вэйци была лишена многих ограничений, о которых говорил Фридрих. При желании поле могло становиться как очень маленьким, так и крайне большим; можно было играть камнями одного цвета, ориентируясь только на память игроков о том, кому какие камни принадлежат; чужие фигуры можно было использовать для построения своих.
Вэйци идеально подходила для описания игры с более серьезными ставками, нежели просто победа. После выигрыша в шахматах, если противники были искусны и сопоставимы по силам, оставалась лишь жалкая горстка уцелевших фигур посреди пустой доски - метафора всех войн.
После победы в партии вэйци оставалось поле, густо засеянное цветом победителя.
Подчиняясь неторопливому потоку мыслей Ирмеллы, магические нити в ее пальцах обливают белые шахматные фигуры рубиновой кровью, делая их неотличимыми от соперников, застывших напротив.
- Мы, волшебники,-замечает негромко,- отчего-то раз за разом соглашаемся играть с маглами в границах шахматного поля и по шахматным же правилам. Будто не можем в действительности перекрасить их фигуры, заменить их собственными. Или же...у нас не нашлось еще подходящих фигур, которые мы могли бы поставить в их главе?

❖ СВЯЗЬ гостевая, ЛС

Ты - полукровка, родившаяся в семье врача и колдомедика.  Твоя мать - главврач всемирно известного французского госпиталя Сальпетриер, а отец заведует скрытым от глаз магглов магическим отделением, расположенным в том же здании. Сама судьба уготовала тебе пойти по стопам родителей. С детства ты училась не только правильно произносить Ferula и варить рябиновый отвар, но также ставить уколы и собственноручно вправлять кости. Впрочем, больше всего тебя занимали душевные, а не физические болезни.
Не в состоянии полностью отказаться от мира матери, после окончания Шармбатона ты поступила на медицинский факультет Парижского университета и увлеклась психиатрией. Твоим однокурсником был впоследствии знаменитый психоаналитик Жак Лакан, защитивший диссертацию на тему «Параноидальный психоз и его влияние на личность". Ты тоже была настроена стать членом международной психоаналитической ассоциации, но жизнь распорядилась иначе.
По просьбе отца ты совмещала учёбу со стажировкой в магическом отделении Сальпетриер. Он старался тебя не загружать, понимая, как сложно разрываться меж двух огней, но прочие стажёры не уставали подтрунивать над «папенькиной дочкой, которой постоянно делают поблажки». Чтобы заткнуть им рты, однажды ты решила прыгнуть выше головы и взять на себя ответственность за случай, с которым отказывались работать опытные колдомедики.

Причудливо переплетённые видения; подвергшиеся Obliviate воспоминания; последствия давнишнего проклятия, не поддающегося Finite Incantatem, и тёмное прошлое обвиняемого в нескольких убийствах отталкивали от пациента прочих специалистов. Те, кто занимал место его лечащего врача, рисковал однажды оказаться мёртвым или покалеченным. Его пытались лечить зельями и заклинаниями, - разнообразные методы и их несостоятельность были подробно отражены в отчётах, - но на момент вашей встречи основной задачей, которую выполнял персонал госпиталя, являлась изоляция пациента от всего остального мира для безопасности последнего.
Полное отсутствие магических способностей не мешало преступнику создавать вышестоящим волшебникам ощутимые проблемы. Несмотря на доказанные злодеяния, совятня госпиталя не выдерживала количества почты, которое посылали в поддержку пленнику многочисленные поклонники из низших слоёв магического общества. Опасавшаяся бунта власть была вынуждена поместить его в Сальпетриер вместо того, чтобы казнить и превратить в мученика. На месте последнего преступления была найдена карта таро из принадлежащей убийце колоды и с лёгкой руки журналистов его окрестили Висельником. Грязнокровки и сквибы, поварихи «Дырявых котлов» и официанты «Кабаньих голов», к которым аристократы относились не с меньшим презрением, чем к домовым эльфам; те, кто скрывается в тенях и гнёт спину под палящим солнцем, пока дворяне вкушают послеобеденный сон; жертвы террора Гриндевальда и чёрствости чиновников Министерства Магии; бывшие узники магического крыла Бастилии, заменявшей французам Азкабан, и подавшиеся в мстители авроры, уставшие от крючкотворства начальства, - все они, за неимением лучшего, избрали мессией отчаявшегося безумца, преодолевшего черту, к которой не дозволялось приближаться, и поднял руку на хозяев жизни из числа тех, на кого не имел права даже смотреть.
Ты не принадлежала ни к тем, ни к другим. Твой отец резко осуждал тех, кто одобрял действия Висельника и отговаривал тебя от опрометчивого шага, но ты была непреклонна. Никто не посмеет сказать, что Арлетт де Кантильен ничего не добилась сама, пожиная плоды родительских успехов, если тебе удастся распутать Гордиев узел. Но вытягивая из него нить за нитью, ты сама сплела себе сеть, в которую попалась. Ты все больше времени проводила на работе, пренебрегая даже своим женихом. Вместо того, чтобы вылечить Висельника, ты сама заразилась его мировоззрением, его правдой и его одержимостью. Воспользовавшись своим служебным положением, ты помогла ему сбежать из-под надзора, таким образом и себя саму поставив вне закона. Ты стала бессменной помощницей, спутницей и музой Артура Салливана. Тебе не помешала ни разница в двадцать лет, ни очевидное сумасшествие твоего избранника. Ты ревнуешь его к подчинённым и больше всего боишься возвращения под опеку батюшки, который все ещё уверен в том, что кровожадный маньяк задурил тебе голову лживыми байками.

Слепой не заметит, что персонаж и заявка писалась по образу Харли Квинн от DC, но изменения, которые превратят её в самобытного и оригинального персонажа, я только приветствую. Имя и внешность можно безболезненно сменить, прочее - родственники, профессия, подробности знакомства и отношений обсуждаемы. 
Пишу от третьего лица, в среднем 3-5 тысяч знаков. Никогда не подгоняю, так как сам в связи с личными обстоятельствами порой не имею времени на игру, но в таком случае обычно предупреждаю, а не пропадаю с горизонта, не оставляя контактов. Люблю внеигровое общение, в принципе, сложно без него настроиться на длительную и проникновенную игру. 
Колдомедиков у нас, как шишуг нерезаных, равно, как и их пациентов, из банды Артура и Арлетт есть Патрик и Йоль, так что без игры не останешься.

для вдохновения

❖ ПОСТ

+++

- Идти туда одному? - у Василиска глаза полезли на лоб, - ты ведёшь себя, как ребёнок!
- Ещё скажи, что я сошёл с ума, - посоветовал Висельник без иронии. Зрачки его приобрели угрожающий свинцовый оттенок. Лишившись всего, Артур потерял страх, который заставляет нормальных людей осторожничать и просчитывать каждый свой шаг. Иногда эта привычка спасает им жизни, а иногда уничтожает способность достигать нового, позволяя лишь вариться в своем соку годами. Теперь Артур не мог заявить, что ему нечего терять, но склонность идти ва-банк с ним осталась.
- Это не самое безопасное место в Париже, - намекнул Василиск.
- Для белых воротничков и чистоплюев, конечно, нет, - согласился Артур, - именно за одного из них меня и примут, если я туда заявлюсь, как тебе хочется, в сопровождении "свиты придворных". Я хочу говорить на равных, а не с высоты своего "трона". Я не грёбаный король. Я просто хочу осмотреться и познакомиться с этими людьми.
- Что, если они просто вышвырнут тебя?
- С чего бы? - Висельник расслабленно закинул ноги на стол штаб-квартиры
- Ну, скажем, потому, что ты - "поганый сквиб", - Василиск произнёс последние два слова, кривляясь. Артур пожал плечами.
- Судя по тому, что я слышал об этом заведении, они примут меня как родного.
- А если у тебя случится приступ? Кто знает, как они отреагируют? Пусть Арлетт пойдёт с тобой.
Артур покачал головой.
- Она выросла среди аристократов. Она говорит не так, как ты, я или любой другой голодранец. Увидев её, они сразу заподозрят неладное.
- Ты не ответил, что будешь делать, если нагрянет вспышка пророчества. Ты ведь не заметишь разницы.
Артур вздохнул, затянулся последний раз и смял бычок в пальцах.
- Попрошу Фаркаша быть неподалёку.
- В твоей голове? - недоверчиво уточнил Василиск, недолюбливающий "воображаемого друга".
- В ней самой, - Артур не стал уточнять, что появления Фаркаша носят стихийный характер и не особенно подчиняются какому-то графику,  - у меня там гора всякого хлама, не только бесполезного.
- Ха. Ха. Ха, - искусственно посмеялся Василиск, но язык придержал.
По той же причине, которую растолковывал Василиску, Висельник не стал надевать растиражированный прессой костюм, который можно было узнать издалека. Однако Артур не изменил ярким цветам, напоминающим то ли о фейерверке, то ли о ярмарочных палатках. В цыганском таборе он бы смешался с толпой, в бандитском квартале был красной тряпкой для быка, так как здесь предпочитали одеваться невзрачно, мимикрируя под унылое окружение. На удивление "Святая обитель" своими нарядами больше напоминала кабаре, чем притон.
- Чего желаете? - встрепенулась мадам в платье с объемными кружевными юбками, которые безо всякой трансфигурации превращали её в ходячее облако. Грязный подол заставлял задуматься о том, что в любой момент оно может превратиться в грозовую тучу. Вкупе с каскадами белой ткани опухшее красное лицо напоминало закатное солнце.
Артур опёрся о косяк. Он тысячу раз наблюдал, как это происходит, когда к матери приходили клиенты:
- Мне тут птичка напела, что у вас есть люди, которые за пару кнатов могут рассказать, что день грядущий нам готовит.
- Ну, не совсем за пару, - оговорилась мадам, но проводила посетителя в темную комнату, призванную внушать страх перед таинственностью происходящего, однако лишь вызывающую приступ удушья от недостатка воздуха. В ответ на просьбу администраторши сдать волшебную палочку Артур заявил, что является сквибом, и женщина понимающе кивнула, - то ли действительно проявив сочувствие, то ли обрадовавшись тому, что клиента будет легче облапошить. Закутанная в полупрозрачную вуаль гадалка для начала схватила руку посетителя, взглядываясь в линии, которые были в полумраке едва видны. Мозоли, натёртые за десять лет работы, так и не сошли, несмотря, что последние годы Артур не обременял себя тяжёлым трудом. К счастью, Арли давно исцелила следы на запястьях от наручников. Салливан ожидал что-то наподобие "тебя ждёт полная приключений долгая жизнь", однако гадалка удивила его. Возможно, у неё и правда был некий талант.
- Ты не раз находился на волосок от смерти, - заметила она, - и в будущем она будет не раз тебе угрожать. Но удача тебе поможет избежать гибели. Главное, не доверяй доводам разума. Смерть - покровитель непредсказуемых.
Артур напомнил себе, что все эти слова размыты и не слишком точны. Мария объясняла, как опытная гадалка может заставить клиента думать, что говорит лишь о нём, отделываясь общими фразами. Но у Висельника была припасена ещё одна проверка.
Гадалка разложила на столе карты, переворачивая их по одной и всматриваясь в каждую по несколько минут. Воспользовавшись тем, как она отводила глаза, Артур заменил пару карт, на свои, содержащие пророчество. Иные, наделённые даром, тоже могли увидеть их. Взяв одну из них, гадалка вздрогнула. Она подняла глаза на клиента, который изучал её с блуждающей улыбкой на лице.
- Кто ты такой? - нахмурилась гадалка, растеряв часть загадочности.
- Ты мне скажи, - пожал плечами Артур. Гадалка поджала губы, но сеанс продолжила. Следующая карта содержала в себе одно из самых страшных пророчеств - тот самый кошмар, который Артур провёл в образе нечеловеческого существа. Редкий человек мог выдержать его без проблем. Гадалка выронила карту, прижала к ушам ладони и закричала. Прибежал охранник и, не разбираясь, отшвырнул Артура к стене. Тот смеялся - радостно, а не болезненно, - будучи доволен тем, что прорицательница оказалась настоящей.
- Это что такое?! - прорычал охранник, обыскав Артура и предъявив ему пистолет. Волшебная палочка охранника упёрлась Артуру в грудь, словно волшебник хотел воспользоваться ей как стилетом. Этот приём всегда забавлял сквиба, который даже высмеивал в короткой интермедии эту привычку боевых магов, обращая внимание на то, что для колдовства требуются жесты, а в таком случае палочка совершенно неподвижна.
После затяжной проволочки вся весёлая компания ввалилась в кабинет "архиепископа" обители, говоря практически разом. Гадалка, размахивая колодой карт Артура, возмущалась, что ей мешают работать. Охранник тыкал пистолетом во все стороны, заставляя Артура порадоваться, что не снял оружие с предохранителя. Заместитель пытался утихомирить обоих, а сам Артур никак не мог успокоиться, словно на него напал очередной приступ. Но тут директор повернул голову и, несмотря на увеличившееся количество морщин, Салливан признал человека, который и научил его фокусам, с помощью которых Висельник разыграл гадалку. Хохот как отрезало.
- Патрик? - растерянно заморгал Артур, словно разом переместившись в прошлое, где он был не прославившимся на всю страну преступником, а мальчиком подай-принеси в "Борджин и Бёркс", - что ты здесь делаешь?

❖ СВЯЗЬ
гостевая, ЛС